|
– Чайка Джонатан Ливингстон! — Старейшина произнес эти слова таким тоном, каким говорил только в особо торжественных случаях. – Ты вызываешься в Круг! "Понятно, – подумал Джонатан, – это по поводу того, что случилось утром во время завтрака. Они видели прорыв! Однако почести мне ни к чему. И в лидеры – тоже не хочу. Мне, пожалуй, только хотелось бы поделиться своими находками, показать всем необозримые возможности, открытые каждому из нас". И он сделал шаг в Круг. – Чайка Джонатан Ливингстон! – продолжал Председатель. – Изволь выйти в Круг и подвергнуться порицанию, свидетелями которого надлежит стать всем твоим собратьям по Стае. – ...Ибо величайшего позора заслуживают проявленные тобой беспечность и безответственность, равно как и попрание достойных традиций добропорядочного Семейства Чаек... – ...Ты – Чайка Джонатан Ливингстон – однажды поймёшь, сколь неблагодарной вещью является безответственность. Нам не дано постигнуть смысл жизни. Очевидно же в ней лишь одно: в этот мир мы приходим для того, чтобы питаться и за счёт этого как можно дольше существовать в нем... – Безответственность?! – воскликнул он. – Да что вы, братья?! Какая же тут безответственность – понять, в чём смысл жизни и открыть пути достижения высшей цели бытия? Скорее, наоборот, – посвятивший себя этому как раз и проявляет максимум ответственности. Ведь что мы знали до сих пор – тысячелетия свар из-за рыбьих потрохов... Теперь у нас появилась возможность понять первопричину – постичь, ради чего мы живём. Открытие, осознание, освобождение! Дайте же мне один-единственный шанс, позвольте показать вам то, что я нашёл... С таким же успехом Джонатан мог взывать к каменной стене. – Какие мы тебе братья, отступник?! – был ответ, и, словно по команде, все церемонно обратились к нему хвостами, предварительно поплотнее зажав уши. Остаток своих дней Чайка Джонатан Ливингстон провёл в одиночестве, однако отнюдь не на Дальних Скалах, ибо он улетел гораздо дальше. И единственным, что несколько угнетало его, было не одиночество, но отказ остальных чаек поверить в славу полёта, их ожидавшую. Они отказались открыть глаза и увидеть! С каждым днём знание, которым обладал Джонатан, росло. ...В одиночестве наслаждался он плодами того, что некогда намеревался подарить всей Стае. Он научился летать и не сожалел о той цене, которую ему пришлось заплатить. Серая скука, страх, злоба — вот причины того, что жизнь столь коротка. Осознав это, Джонатан избавил свои мысли от скуки, страха и злобы, и жил очень долго, и был по-настоящему счастлив. ...А потом, однажды вечером, когда Джонатан спокойно и одиноко парил в небе, которое он так любил, прилетели они. Две белые чайки... Они появились рядом с ним, и летели крыло к крылу по обе стороны от него. Чистотой своей подобные свету звёзд, они мягко сияли во тьме ночного неба, и добротой было исполнено сияние их. – Кто же вы ? – Мы – из Твоей Стаи, Джонатан. Мы – Твои братья, и мы пришли за Тобой, чтобы позвать тебя выше, чтобы позвать тебя домой. Ты обрёл знание. Одна школа закончена, пришла пора начинать следующую. И осознание, в течение всей жизни бывшее для Джонатана далёкой путеводной звездой, ярко вспыхнуло в тот же миг. Эти слова сверкали перед ним всю его жизнь, поэтому он понял, понял мгновенно. Они правы. Он может подняться гораздо выше, и ему ПОРА возвращаться домой. В последний раз он окинул взглядом земное небо и саму землю – дивный серебристый мир, – на которой столь многому научился. А потом сказал: – Я готов. И они втроём – Чайка Джонатан Ливингстон и две сияющие подобно звёздам птицы – устремились ввысь, чтобы раствориться в совершенстве небесной темноты. Прошёл месяц, вернее, то, что воспринималось как месяц времени. Джонатан учился с невероятной быстротой. Он и раньше всё схватывал буквально на лету, даже не имея никакого наставника, кроме обычного опыта. Теперь же, будучи избранным учеником самого Чианга, он впитывал новые понятия, словно был не птицей, а облачённым в перья стремительным снарядом с компьютерной начинкой. Но настал день, и Чианг ушел. Он спокойно разговаривал со всеми, призывая их ни в коем случае не прекращать обучение и настойчиво практиковаться, всё ближе и ближе подбираясь к постижению невидимого универсального принципа, лежащего в основе всей жизни, – принципа совершенства. По мере того как он говорил, перья его становились всё ярче и ярче, и, в конце концов, испускаемое им сияние приобрело такую интенсивность и силу, что никто из них не мог больше на него смотреть. – Джонатан, – произнёс Чианг, и это были его последние слова, – постарайся постичь, что такое Любовь... Когда они снова смогли видеть, Чианга с ними уже не было. ...Шли дни. Джонатан всё чаще ловил себя на том, что думает о Земле, о той Земле, откуда пришёл в самом начале. Если бы там, тогда, ему была известна хотя бы десятая, нет, даже сотая доля того, что он узнал здесь, – насколько более насыщенной и эффективной могла бы быть земная часть его жизни! Он стоял на песке и думал: интересно, есть ли сейчас там, на Земле, Чайка, которая старается вырваться за пределы врождённых ограничений, постичь значение полёта, выходящее за грань понятия о нём лишь как о способе добыть корку хлеба, выброшенную кем-то за борт вместе с помоями? А может быть, там есть даже кто-нибудь, кого изгнали за то, что он высказал в лицо Стае открытую им для себя истину?.. И чем глубже Джонатан постигал уроки доброты, чем яснее видел природу любви, тем больше ему хотелось вернуться на Землю. Ибо, несмотря на прожитую в одиночестве жизнь, Чайка Джонатан был рождён для того, чтобы быть учителем. Он видел то, что было для него истиной, и реализовать любовь он мог лишь раскрывая своё знание истины перед кем-нибудь другим – перед тем, кто искал и кому нужен был только шанс, чтобы открыть истину для себя. Салливан, сделавшийся к тому времени мастером полёта со скоростью мысли и помогавший другим освоить это искусство, пребывал в сомнениях. Он говорил Джонатану: – Может быть, ты полагаешь, что среди изгнавших тебя тогда мог быть кто-нибудь, кто прислушается к твоим словам сейчас? Ты же знаешь пословицу: чем выше летает чайка – тем дальше она видит. Там, откуда ты пришёл, все они буквально не отрываются от земли, они копошатся на ней, злословят и грызутся друг с другом. И от Неба их отделяют тысячи миль. А ты намерен сделать так, чтобы они увидели Небо, не сходя с места! И Джонатан оставался, работая с прибывающими Новичками. Но исчезнувшее было чувство опять возникало, и всё начиналось снова: Джонатан не мог избавиться от мысли о том, что где-то там, на Земле, тоже есть две или хотя бы одна чайка, разум которой открыт знанию. Насколько больше знал бы он сам, если бы к нему в дни изгнания пришёл Чианг! – Салли, я чувствую, что должен вернуться. А управиться с Новичками тебе помогут твои ученики – они уже вполне для этого созрели. – Мне тебя будет очень не хватать, Джон. И, опустив глаза, Салливан принялся разглядывать песок. – До свидания, Джон. – До свидания, Салли. Мы ещё встретимся. С этими словами Джонатан воспроизвёл в мыслях образ огромных стай чаек на океанском берегу где-то в ином времени. Теперь благодаря тренировке ему не требовалось прикладывать никаких усилий для того, чтобы без тени сомнения знать: он – не кости, плоть и перья, но сама идея свободы и полета, которая совершенна по своей сути, и оттого не может быть ограничена ничем. ^ ^ ^ Чайка Флетчер Линд был ещё весьма молод, однако уже знал, что никогда ни одна Стая не поступала столь грубо и несправедливо, как поступила сегодня с ним его собственная Стая. "И плевать, пусть болтают, что хотят, – думал он, с помутневшим от ярости взором направляясь в сторону Дальних Скал. – Летать – это ведь не просто хлопать крыльями, таскаясь туда-сюда, как... как... москит какой-то! Подумаешь – бочку крутанул вокруг Старейшины! Я же просто так, шутки ради... И вот пожалуйста – Изгнанник! Дурачьё слепое! Вконец отупели – ничего не понимают! Неужели они ни на секунду не задумываются о том, какие перспективы откроются перед ними, если они научатся летать по-настоящему?" И тут он услышал голос, который звучал где-то внутри его собственной головы. Очень мягкий голос... Но всё равно это было настолько неожиданно, что Флетчер опешил и вздрогнул в воздухе, словно наткнувшись на невидимое препятствие. – Не нужно их ругать, Флетчер. Изгнав тебя, они навредили только сами себе. И когда-нибудь они это поймут. И они поймут то, что понимаешь сейчас ты. А тебе следует простить их и помочь им понять. В дюйме от конца правого крыла Чайки Флетчера летела птица – ослепительно-белая сияющая чайка, самая светлая в мире. Без малейшего усилия птица скользила рядом, не шевеля ни единым пером, и скорость её полета была при этом равна скорости, с которой летел Флетчер, а это был почти его предел. "Да что же это такое происходит?! Я что, сошёл с ума?! Или уже умер?! Кто это?!" Тем временем голос – тихий и спокойный – возник вновь среди сумятицы его мыслей. На этот раз требовательно прозвучал вопрос: – Чайка Флетчер Линд, хочешь ли ты летать? – Да! Я хочу летать! – Чайка Флетчер Линд, достаточно ли сильно твоё желание летать для того, чтобы простить Стаю, и учиться, а затем вернуться однажды к ним и трудиться среди них, помогая им обрести знание? – Да. – Ну что ж, Флетч, – в голосе сияющего существа звучала доброта, – тогда начнём с освоения искусства горизонтального полёта... ... – Я не могу понять, как ты умудряешься любить эту тупоумную ораву, готовую в любой момент взбеситься и прикончить тебя. Как, например, вчера... – Ох, Флетч, кто же такое полюбит? Ненависть и злоба – вовсе не то, что следует любить. Научись видеть в них Истинную Чайку, воспринимая всё то лучшее, что в них есть, и помогая им самим это лучшее рассмотреть. Вот что я имел в виду, когда говорил о любви. Знаешь, как радостно, если это удаётся! ... – Я больше не нужен тебе, Флетч. Просто продолжай искать себя и находить. Каждый день поближе узнавать свою истинную природу – настоящего Чайку Флетчера. Он – твой учитель. Нужно только понять его и тренироваться, чтобы им быть. А через мгновение тело Джонатана замерцало, перья его засияли, и он стал таять в воздухе. ...Прошло некоторое время, прежде чем Чайка Флетчер смог заставить себя подняться в воздух, где его ожидала новая группа учеников, жаждавших получить первый урок. – Для начала, – мрачно сказал он, – вам следует понять, что чайка есть ничем не ограниченная идея свободы, воплощение образа Великой Чайки, и всё ваше тело от кончика одного крыла до кончика другого – это только мысль. Молодые чайки глядели недоумевающе. "Ну, парень, – думали они, – не очень-то эта инструкция поможет нам выполнить мёртвую петлю". Флетчер вздохнул и заговорил снова, окинув их критическим взглядом: – Хм... Э-э-э... Ладно, начнём с освоения искусства горизонтального полета. И стоило ему это произнести, как он уже понял, что происхождение его друга было ничуть не более божественным, чем его собственное. "Нет ограничений, Джонатан? – подумал он. – Тогда недалёк тот день, когда я соткусь из воздуха на твоём берегу и кое-что расскажу тебе о том, как нужно летать!" Он старался выглядеть перед учениками строгим, но вдруг увидел их всех такими, каковы они были в действительности, он рассмотрел их истинную сущность. Это продолжалось недолго – лишь мгновение, но ему понравилось то, что он увидел, очень понравилось, вплоть до любви. "Нет пределов, Джонатан? " – он улыбнулся. Начинался его собственный путь... Ричард Бах. "Иллюзии" (фрагменты из произведения) 9. И сказал он им: В каждом из нас заложена сила нашего согласия на здоровье и болезнь, на богатство и бедность, на свободу и рабство. И это мы управляем этой великой силой, и никто другой. 10. Тут заговорил мельник, и сказал он: "Тебе легко говорить, Учитель, ибо тобой руководят свыше, а нами – нет, да это и не нужно, так как мы трудимся. Человеку приходится работать, чтобы жить в этом мире". 11. Учитель, отвечая им, сказал: "Однажды жили-были существа в одной деревне на дне большой прозрачной реки. 12. Течение реки молча проносилось над ними всеми – молодыми и старыми, богатыми и бедными, добрыми и злыми. Течение шло своей собственной дорогой, зная лишь своё собственное хрустальное Я. 13. Все существа, каждый по-своему, крепко цеплялись за стебли и камни на дне реки, ибо цепляться было их образом жизни, а сопротивление течению – тем, чему каждый учился с рождения. 14. Но одно существо сказало наконец: Мне надоело цепляться. Хотя я не могу этого видеть, но я верю, что поток знает, куда он течёт. Я отцеплюсь, и пусть он несёт меня, куда захочет. Цепляясь, я умру от скуки. 15. Другие существа засмеялись и сказали: Глупец, отцепишься – и поток, которому ты поклоняешься, швырнёт тебя о камни и разобьёт вдребезги, и ты умрёшь скорее, чем от скуки! 16. Но он не обратил на их совет внимания и, глубоко вздохнув, перестал держаться – и сразу же его закрутило течение и швырнуло о камни. 17. Однако он отказался прицепиться снова, и поток высоко поднял его, свободного, со дна, и больше он уже не был в синяках и не ушибался. 18. А существа на дне, для которых он уже был чужим, кричали: Смотрите, он летает! Свершилось чудо! Смотрите, Мессия пришёл спасти нас всех! 19. А он, несясь в потоке, сказал: Я не более Мессия, чем вы. Река с восторгом принимает нас, свободных, если только мы осмеливаемся отцепиться. Наша истинная работа – в этом путешествии, в этом приключении! 20. Но они ещё громче закричали: Спаситель!, и всё так же цеплялись за камни и веточки, и когда они снова взглянули вверх, его уже не было, и они остались одни и стали создавать легенды о Спасителе". – Как, по-твоему, мы можем научиться летать так, как летаешь ты? – прозвучал другой голос. – Ты – особо одарённая птица Божественного происхождения, ты выше всех прочих птиц... – Посмотрите на Флетчера! Лоуэлла! Чарлза-Роланда! А Джуди Ли? Они – тоже особо одарённые птицы Божественного происхождения? Не более, чем вы все. И не более, чем я. Просто они, в отличие от вас, осознали свою истинную природу..."
|
|
| |||